Дьявол носит «Прада» - Страница 8

После такого предварительного ознакомления меня отвели в кабинет Шерил Керстен, исполнительного редактора «Подиума», – очень симпатичной, хотя и несколько странной. Она тоже долго говорила со мной, но на этот раз я действительно слушала. Я слушала, потому что она, очевидно, действительно любила свое дело, поскольку восторженно распространялась о «текстовом» аспекте журнала, о «чудесном материале», который она готовит к печати, об авторах, с которыми имеет дело, о редакторах, за работой которых следит.

– Я не имею никакого отношения к тому, что хоть как-то связано с модой, – гордо заявила она, – поэтому если у вас есть подобные вопросы, задайте их кому-нибудь другому.

Я сказала ей, что меня больше всего увлекает именно ее работа и я не особенно интересуюсь всякими закулисными делами мира моды. Ее лицо засияло от удовольствия.

– В таком случае, Андреа, возможно, вы как раз то, что нам нужно. Я думаю, вам пора познакомиться с Мирандой. Вы позволите дать вам небольшой совет? Смотрите ей прямо в глаза и постарайтесь хорошо себя подать. Торгуйтесь – она это оценит.

Тут же, словно услышав эти слова, появилась ее секретарша, чтобы препроводить меня в кабинет Миранды. Это заняло всего полминуты, но, пока мы шли, я чувствовала, как все глаза устремились на меня. На меня смотрели из-за матовых стеклянных дверей редакторских кабинетов и из-за перегородок, окружающих столы секретарей. Смазливый паренек у копировального аппарата повернул голову в мою сторону, то же сделал потрясающе красивый мужчина, по всей видимости, гей, которого заинтересовала только моя экипировка. В тот момент, когда я входила в дверь, отделяющую приемную от кабинета Миранды, Эмили выхватила у меня из рук портфельчик и затолкала под свой стол. Я мгновенно поняла, что это означало: «Если вы внесете такое внутрь, доверия вам не будет». И вот я уже стою в ее кабинете. Помню огромные окна и заливающий просторную комнату свет, никаких деталей обстановки память моя в тот день не сохранила: я смотрела только на нее.

Мне никогда не приходилось видеть Миранду Пристли, даже на фотографии, и в тот момент я была потрясена тем, какая она тощая. Ее рука, которую она мне подала, была маленькая, женственная, мягкая. Ей пришлось поднять голову, чтобы посмотреть мне в глаза, но она не встала. Ее искусно выкрашенные светлые волосы были собраны в шикарный узел, умышленно небрежный для придания эффекта естественности, но при этом в высшей степени аккуратный. Она не улыбалась, и в ней не было ничего особенно пугающего. Она казалась вполне милой и какой-то очень маленькой за своим зловещим черным столом, и, хотя она не пригласила меня сесть, я совершенно непринужденно расположилась на одном из неудобных черных стульев. И тут я заметила, что она пристально наблюдает за мной, мысленно отмечая мои потуги продемонстрировать знание светских манер, и, кажется, все это ее изрядно забавляет. «Много мнит о себе, и характер неуживчивый, – подумала я, – но не особенно сволочная». Она заговорила первая.

– Что привело вас в «Подиум», Ан-дре-а? – спросила она с британским акцентом – свидетельством ее принадлежности к высшему обществу, – не отводя своих глаз от моих.

– Ну, я говорила с Шэрон, и она сказала, что вы ищете секретаря, – начала я с легкой дрожью в голосе. Она кивнула, и я почувствовала себя немного увереннее. – А сейчас, после беседы с Эмили, Элисон и Шерил, я почувствовала, что знаю, какой человек вам нужен, и уверена, что отлично вам подойду, – продолжала я, припоминая слова Шерил. Ее это, казалось, позабавило, но она оставалась совершенно невозмутимой.

В ту минуту я начала страстно желать получить эту работу, – так люди жаждут вещей, которые не надеются иметь. Это было, конечно, совсем не то, что поступление на юрфак или публикации в университетском журнале. Это был настоящий вызов для моего жаждущего успеха сознания – еще и потому, что я была самозванкой, причем даже не очень искушенной. С той самой минуты, как ступила на порог «Подиума», я знала, что не гожусь на эту должность. Не теми, что нужно, были мои волосы и одежда, но самое главное – не той была моя жизненная позиция. Я ничего не знала о модельном бизнесе, да и не хотела знать. Нисколько. А значит, я должна получить эту работу. К тому же миллионы девушек готовы ради нее на что угодно.

Я отвечала на ее вопросы о моей жизни открыто и уверенно, чего сама от себя не ожидала. Бояться было некогда. Она вела себя достаточно любезно, и, как ни странно, ничего неприятного в ней я тогда не заметила. Небольшая заминка возникла, когда она спросила, какими иностранными языками я владею. Я ответила, что знаю иврит, она помолчала, прижала ладони к столу и проговорила ледяным тоном:

– Иврит? Я надеялась, вы знаете французский или хоть что-нибудь более полезное.

Мне почти захотелось извиниться, но я вовремя сдержалась.

– К сожалению, я совсем не говорю по-французски, но уверена, что с этим не будет никаких проблем.

Она сжала ладони.

– Здесь написано, что вы учились в университете Брауна.

– Да, э… я специализировалась по английскому языку, точнее, писательскому мастерству. Это всегда было моей страстью. – Что за пошлость! Неужели я не могла обойтись без слова «страсть»?

– Что касается вашей приверженности к писательству, не означает ли это, что вы мало интересуетесь модельным бизнесом? – Она глотнула какой-то шипучей жидкости из стакана и спокойно поставила его на место. Одного взгляда на стакан хватило, чтобы убедиться: эта женщина умеет пить, не оставляя отвратительных следов губной помады. Ее губы всегда безупречно накрашены, в любое время дня и ночи.